Posted on 01 Март 2012 by Михаил Торопов
Мы стремимся предоставить нашим читателям информацию о жизни Католической Церкви, прежде всего, в Запорожье. Многих людей интересует как живут священники, как они приняли решение посвятить свою жизнь служению в Церкви. Это информация будет интересна всем, особенно тем, кто пока только задумывается о том, чтобы стать священнослужителем. С предложением рассказать об этом нашим читателям мы обратились к настоятелю прихода Бога Отца Милосердного в Запорожье отцу Олегу Ковыневу.
- Расскажите, пожалуйста, о своем детстве.
Родился я в 1966 году, здесь, в Запорожье, в семье военнослужащего. Отец закончил военную академию, был офицером Советской Армии, членом партии (что было тогда обязательным условием). Мои родители были крещеными, но не религиозными людьми.
Ездили мы по всему Союзу. Несколько лет жили на территории ГДР, в группе советских войск в Германии. Поэтому учиться мне пришлось во многих школах, наверное, не меньше десяти. Но закончил среднюю школу я здесь, в Запорожье. Это была школа №40 в нынешнем Хортицком районе.
Если говорить о вере вообще, то особого духовного опыта в семье не было. Были, конечно, бабушки, как у всех, которые сохраняли какие-то пережитки, какие-то рудименты религиозности.
Но, когда мне было лет пять, и мы жили в Николаеве, мама сблизилась с одной пожилой, очень верующей женщиной. Я бывал в церкви. Но прямого контакта с церковью, духовного воспитания у меня не было, кроме вот этой бабы Вари, которую я очень хорошо помню. Мы общались с ней в течение двух лет. Это был уникальный человек. Она была очень простая и очень верующая. Помню, ее дочь рассказывала, что к ней как-то приехала скорая помощь. У нее был гипертонический криз, высокое давление. Из скорой помощи вышли молодой доктор, слегка подвыпивший, фельдшер и санитар. Комната была вся заставлена иконами. Одна стена была полностью отведена под иконостас. Они ей: “Ну что же ты, бабка? Веришь Богу, вот бы помолилась. Что ты нас вызвала? Он бы тебе и помог”. А она: “Он мне и помог – прислал таких прекрасных докторов, как вы”. То есть человек, видите, по-разному видит промысел Божий.
Все это тоже сыграло, наверное, какую-то роль. Со слов мамы, крестили меня когда я был еще маленьким, там же в Николаеве, в православной церкви.
В школе у меня были склонности к гуманитарным наукам. Меня привлекала история, литература, иностранные языки, философия. Я читал все, что было доступно. Помню, еще учась в школе, прочитал Блеза Паскаля, какую-то полубогословскую литературу, которая издавалась в Союзе.
После школы я год работал в мединституте. Правда, вначале я поступил в военное училище в Риге, но, сразу после вступительных экзаменов, забрал документы и вернулся домой. Пока я оттуда возвращался, опоздал на вступительные экзамены в институт.
На выбор заняться медициной повлияла тяжелая болезнь отца. Мне хотелось найти себя в том, чтобы помогать исцелять людей.
После года работы поступил в Запорожский медицинский институт. Это был 84-ый год. Тогда был Афганистан, и министр обороны Устинов своим Приказом отменил бронь для студентов вузов. Всех, кому уже было 18 лет, отправили в армию прямо с первого курса, а кому еще не было – после. Два года служил в армии, в Николаеве. Вначале была учебка, потом служил санинструктором.
Вернулся из армии в 86-ом году, на первый курс перед зимней сессией. Учиться было нелегко, но учился неплохо. Был даже ленинским стипендиатом. Начиная с четвертого курса, работал в 5-ой городской больнице. Работать пошли вместе с хорошим другом. Нужно было что-то зарабатывать и нужна была практика. Работал в отделении интенсивной терапии. Отделение тяжелое, больные послеоперационные, очень много из них умирало.
Когда пришел Горбачев, еще во время моей учебы в институте, я познакомился в Киеве с иностранцами, с католической семьей. Эта семья очень сильно повлияла на меня в плане духовного поиска. В конце восьмидесятых разрешили присылать в Союз духовную литературу. Я много читал книги бельгийского издательства “Жизнь с Богом”. Это было издательство русских иммигрантов. Часть из них были православными, а часть – католиками восточного обряда. Их было не так много. Основателем этого издательства была Наталия Михайловна Поснова. Ее отец был выдающимся историком церкви. Он преподавал, еще до революции, в Киеве, в Университете Святого Владимира, потом уехал в иммиграцию в Софию. Был там профессором, где, по-моему, перед войной и умер. После этого его семья переехала в Бельгию.
Благодаря моим знакомым французам, я получил очень много духовной литературы. Потом, после распада Союза, благодаря этой семье, я несколько раз бывал во Франции. Там я увидел, так сказать, жизнь Церкви. Я был не только на богослужениях в храмах. С ними я был на “Фойе де шарите” – есть такое движение – “Очаги любви”. Его основатель – Марта Робэн. Сейчас идет процесс ее беатификации. Таким образом я познакомился с духовными движениями в Католической Церкви, которые на Западе очень сильны. Там есть парадокс: в воскресенье храмы полупусты, но есть различные реколлекционные дома, духовные центры. Возникают общины внутри Церкви. Не разделяясь, сохраняя общение, они имеют особую духовную направленность. Есть такая община “Блаженств”, которую возглавляет брат Эфраим, где мне тоже довелось побывать. Я побывал и в Тэзе, правда, проездом, совсем недолго. Это был большой духовный опыт, возможность окунуться в жизнь Католической Церкви.
Таким образом, мой путь духовного обращения был постепенным, можно сказать по типу Августина. Были моменты во время медицинской практики, особенно той, студенческой в 5-ой больнице… До сих пор помню один случай. Был один больной с панкреанекрозом, на котором практически «поставили крест». Говорили, что жить ему оставалось совсем недолго, и перспективы выздоровления уже не было. Супруга этого больного пригласила православного батюшку, который совершил таинство Елеопомазания. И что вы думает? Прихожу на дежурство, вижу, что его кровать пустая. Спрашиваю: Что, умер этот человек? – Нет, – говорят, – его перевели в хирургию. Ему стало гораздо лучше. Я часто видел, как в больнице умирали люди. Для меня это было определенным соприкосновением со смертью. Я стал на многое смотреть по-другому. Это был важный духовный опыт, жизненный и личный, хотя студенческая среда и далека от духовности. Таким образом Бог действовал в моем сердце.
Еще я помню слова своего преподавателя, доцента медицинского института, кафедры латинского языка, который на первом курсе сказал мне: “Юноша, вы не в тот ВУЗ поступили. Вам нужно развивать свои способности к языкам”. Кто думал тогда, что латынь каким-то образом приведет меня в Церковь? Хотя дело не в латыни, конечно.
Я не скажу, что медицина была какой-то случайностью, жизненной ошибкой. Нет, врачом я все равно останусь до конца. Медицина расширяет кругозор. Она учит спасать душу через тело. “Мы лечим не болезнь, а больного” – есть такой девиз у врачей. Мы способствуем благу человека, излечивая его от болезней телесных.
- Скажите, отец Олег, когда пришло осознанное понимание себя верующим?
Наверное в 90-е. К тому времени я уже закончил медицинский институт, работал на кафедре инфекционных болезней, занимался научной работой,преподавал. Был заведующим гепатологическим центром при инфекционной больнице.
В церковь в Запорожье я пришел, наверное, ближе к 2000-му году. К моменту знакомства с отцом Яном о Католической Церкви я знал уже очень многое. Практически, я знал больше, чем некоторые прихожане. И не только в плане теоретических знаний. Я умел молиться на Розарии, читал биографии различных святых, того же отца Пио, например. Уже прошел реколекции во Франции несколько раз. Мне очень помог опыт общения с Церковью на Западе. В общем, решение оставить светскую карьеру зрело во мне постепенно. На мне была ответственность за маму, за младшую сестру, которой нужно было каким-то образом помочь. Но уже к началу 2000-х годов я уже принял решение стать священником.
Вначале я думал о каком-нибудь медицинском ордене. Есть, например, орден отцов Камилианцев. Есть орден Братьев Бонифратров. Но, поговорив с епископом Станиславом Падевским, посоветовавшись, все-таки принял решение пойти в епархиальную семинарию. А уже решение о том, чтобы учиться в Польше, принял епископ. Поскольку документов о моем крещении не сохранилось, то для того, чтобы учиться по духовной части, меня крестили условно здесь, уже в Католической Церкви. Есть у нас в Церкви такое понятие – условное крещение.
- Расскажите об учебе в семинарии.
В Польше есть хорошая старая система традиционалистов. Например, в семинарии было запрещено пользоваться и иметь
мобильные телефоны. Доступ в интернет был только в специальном зале, где дежурила сестра-монахиня. Нужно было записываться на определенное время. Нельзя было пользоваться даже электронной почтой. Иметь свой компьютер в комнате можно было только начиная с пятого курса. В Польше, учась в семинарии, ты не имеешь права ездить на автомобиле, только во время летних каникул. Был строгий режим дня. Например, после отбоя в 22 часа уже нельзя было включать свет, слушать музыку, ходить по дому. Весь день расписан, как в армии. Есть строго ограниченное время выхода в город. Выходить разрешалось всего на один час после обеда. Только в четверг и воскресенье разрешалось выходить на три часа.
- Вы учились на польском языке?
Да, хотя до этого я его специально не учил. Но у меня есть способности к языкам. Я изучил английский, немного хуже – французский. Первые полгода было особенно трудно. Я приехал в Польшу в начале сентября, а уже в январе, во время зимней сессии, многие экзамены нужно было сдавать письменно. Писать по-польски намного сложнее, чем говорить. Польский язык грамматически труднее русского.
В семинарии я учился с 2003 по 2008 год. Вообще, в польских семинариях учатся шесть лет: два года – философия, и четыре года – богословие. Я учился пять лет, потому что епископ Падевский обратился со специальным письмом, чтобы мне учли то, что я уже изучал философию, психологию и латынь. Епископ просил, чтобы меня сразу взяли на второй или даже на третий курс. Но мне не сделали такой поблажки, и взяли на первый курс. Представляете, мне было уже 37 лет, а большинству учеников – 19. Но ребята относились ко мне очень хорошо. И хотя со стороны профессоров отношение ко мне было несколько иное, поблажек мне никто не делал. После первого курса педсовет принял решение разрешить мне ускорение – перейти сразу на третий курс, но с условием, что я экстерном, в течение учебного года, сдам все зачеты и экзамены за второй курс. Фактически, за год пришлось проходить два курса.
Высшая Духовная Семинария, в которой я учился, находится в городе Ломжа. Это северо-восточная Польша, 130 км от Варшавы. Диецезия очень традиционная. В основном это небольшие города. Народ там очень набожный. Церковь для них - нечто органичное, где люди с малых лет вырастают в вере. Они знают культуру, знают церковное искусство, традиции, знают все обряды. Вера там действительно очень живая и глубокая.
В Польше очень сильна идея национального патриотизма, тесно спаянного с Церковью. Поляк-патриот и не католик? – это что-то несуразное. Патриотическая идея единства польского народа просто немыслима без Церкви. Она была подпитываема Церковью. Этому способствовали три великих исторических фигуры: кардинал Хлонд, который был в военные и послевоенные годы; кардинал Вышинский и Папа Иоанн Павел II. Папа Иоанн Павел II говорил, что без Вышинского он бы не был Папой потому, что Вышинский в те годы смог противостоять коммунизму. Кардинала Вышинского несколько раз арестовывали, интернировали, ссылали в какое-то маленькое село, в маленький храм, чтобы он ни с кем не общался. То есть, на него давили всеми возможными способами, но он не пошел на компромисс с властями, как патриарх Сергий в 1925 году пошел на сотрудничество со Сталиным. Благодаря его мужеству и верности, власть уступила в духовном плане Церкви. Видя такой авторитет и непоколебимость кардинала и единство с ним народа, власть пошла на попятную. Таким образом, можно сказать, Вышинский подготовил почву Иоанну Павлу II. Теперь вся Европа говорит, что Польша – это пример чуда. Она не только смогла устоять духовно, но и сейчас несет духовный свет всему Евросоюзу. Ведь многие ценности, на которых строится Евросоюз, сомнительны. Они вроде бы гуманистические, но в них нет ничего ни о Боге, ни о христианстве. Они слишком напирают с толерантностью к гомосексуализму. Но не только это. Эвтаназия, различные генетические манипуляции, которые, в общем-то, аморальны. Смотрите, в Венгрии сейчас правительство процерковное, и Запад начал им мстить. Начинают перекрывать финансовые каналы, создают новые и вытаскивают старые проблемы. Виден элемент сведения счетов с нынешним правительством.
Возвращаясь к учебе, в 2007 году я стал дьяконом. В Церкви есть два вида дьяконов: дьяконат постоянный и дьяконат переходной, как этап подготовки к священству. Вот этих постоянных дьяконов, которым можно жениться и иметь семью, их в Украине, по-моему, и нет. Но на Западе их много. В июне прошлого года у нас в гостях была группа из Висконсина, США. Среди них был один женатый дьякон. Несколько лет назад в Риме был конгресс постоянных дьяконов. Журналисты тогда с удовольствием размещали на обложках журналов фотографии мужей в колоратках, а рядом с ними их жены и дети в колясках.
Рукоположили в священники меня здесь, в Запорожье, 29 марта 2008 года. После рукоположения я еще вернулся в Польшу для защиты университетского диплома. До 1999 года семинарии в Польше давали свои дипломы. Кто хотел, тот учился дальше. В 1999 году вступил в силу Конкордат – документ, урегулировавший отношения между Ватиканом и Польским государством. Согласно этому документу во всех школах Польши преподают уроки религии. Все польские священники, особенно молодые, преподают в школе и получают за это жалование от государства. У нас в семинарии было 150 часов практики в школе. Я тоже вел эти занятия. В связи с такой ситуацией, государство потребовало, чтобы у священников были не семинарские, а университетские дипломы государственного образца. Все семинарии вынуждены были заключить специальные договора с университетами, с теологическими факультетами. Семинария, в которой я учился, заключила такой договор с Университетом кардинала Стефана Вышинского в Варшаве. Поэтому у меня университетский диплом магистра богословия. Моя магистерская работа была по фундаментальной теологии. В этой работе я исследовал христологию одного из известнейших богословов – американского иезуита Брайана МакДермотта. Он является профессором Джорджтаунского университета в Вашингтоне. Можете представить, будучи украинцем, мне пришлось исследовать его работы на английском языке и переводить их на польский язык.
Сейчас я продолжаю учебу в университете в Варшаве заочно, на третьем курсе докторантуры, на кафедре фундаментальной христологии. В этом году, в июле, буду защищать степень лицензиата, которая дает право преподавать в вузах.
Сразу же после окончания семинарии меня направили в Харьков. Там я работал с июля 2008 года викарием кафедрального собора Успения Пресвятой Девы Марии. Был секретарем епископа Марьяна Бучека.
- В чем заключалась работа викария?
Викарий – это священник. Харьков – это особый город для Римско-Католической Церкви. Там находится кафедральный собор, проводится много торжественных мероприятий, часто приезжают гости. Есть Польское общество. Есть Библейское общество, которым руководит Владимир Иванович Агафонов. Очень хорошие отношения с лютеранами. Есть, так называемая, “социальная станция”, с которой мы сотрудничали. Кроме того, нужно было вести документацию, быть, по-сути, правой рукой епископа. Сейчас там служит выходец из нашего прихода отец Станислав. По направлению епископа Марьяна, три месяца я ездил в приход святого Викентия де Поля, в котором работают отцы-миссионеры. В тот момент, там были кадровые перестановки. Интересно то, что в Харькове есть очень большая община африканцев-католиков. Подавляющее большинство из них имеет высшее образование, но почти все они работают на Барабашовском рынке. Многие женаты на наших землячках, у многих есть дети. Они очень активные и у них мощная харизматическая община. В связи с тем, что тогда там не было священника, который бы с ними занимался, они обратились с соответствующей просьбой к епископу. Два раза в неделю они проводят молитвенные встречи. Это встречи с громкой музыкой, с песнопениями, со спонтанной молитвой… Причем, если сравнить их с нашими пятидесятниками или с имеющимся у нас движением «обновления в святом духе», то последние – просто “детский сад”, извините, если сравнить с тем, что они там вытворяют. Представьте себе такое: оглушающая музыка, спонтанные танцы, выкрики… Но при этом – Распятие, стояние Крестного Пути… Потом все утихомириваются, рассаживаются. Выходит притчер, читает какой-нибудь фрагмент из Библии, и начинает рассуждать об этом фрагменте. При этом он постоянно повторяет ключевые слова из прочтенного отрывка. Притчер начинает говорить все громче и громче, переходя на крик. Все начинают подпрыгивать, вскакивать с мест, скакать, стонать, кричать… Для неподготовленного человека это выглядит достаточно сложно. При этом туда приходило 200-300 человек. Я должен был благословить их в начале и в конце этого собрания. Воскресные службы проводил отец Виталий, который приходил только по воскресеньям. Там были служения на английском и французском языках. Но вот с этими молитвенными группами приходилось работать мне. Им нужна была помощь, чтобы с ними кто-то общался, кто знает английский язык, так как русский они знали очень плохо. Это был интересный опыт общения с африканской формой католичества. Для них наши песнопения слишком минорные, печальные. Они привыкли к барабанам, к выражению своей радости привычным для них способом. Сейчас с ними работают два отца-миссионера. Один из Индии, второй из Нигерии. Работавшие до этого миссионеры из Европы не смогли найти с ними общий язык.
Из Харькова я вынужден был уехать в связи с тем, что здесь мама была одна и у нее были проблемы со здоровьем. В январе 2009 года по моей просьбе епископ Марьян перевел меня в Богатыревку, где я работал два года. Маленький приход: сто польских семей-переселенцев, которых Сталин выселил из Житомирской области в Казахстан. Поляков считали неблагонадежными. Там они жили, умирали, рожали, женились… И как-то сохранили свою веру – молились на Розарии, другими молитвами. Иногда заезжал туда какой-нибудь священник, проводил Богослужения. После смерти Сталина им разрешили вернуться. Но был определенный запрет: нельзя было вернуться туда, откуда выселили ближе, чем на 500 км. Вот они и осели в Богатыревке, Люцерне, Матвеевке. Там организовался приход Святой Фаустины. Приход молодой, часовню освятили в 2004 году. Там же, при часовне, есть и жилое помещение для священника, где я и жил два года.
В январе 2011 года отец Ян предложил мне переехать и работать здесь настоятелем прихода Бога Отца Милосердного. Приход этот большой, своеобразный. Можно сказать, он собран отцом Яном потому, что когда он приехал сюда в 1993 году, здесь католического прихода не было. И речь не только о храме, но и о людях. Это люди, которых он собрал, зарядил своим энтузиазмом, своей энергией. Уникальность отца Яна в том, что у него все получалось, за что бы он ни брался. Сегодня мы сталкиваемся в Днепропетровске, Миргороде, даже здесь, в Хортицком районе, с тем, что невозможно выбить место для строительства храма. Я уже не говорю о финансах, которые необходимы для строительства. Меняется политическая обстановка, меняются президенты, премьеры. Кто-то менее симпатизирует Церкви, кто-то более. Но у него все получилось. Тогда, в 90-е годы, было очень трудно. Еще было очень сильное влияние коммунистической власти.
- Расскажите, как проходит обычный рабочий день настоятеля прихода Бога Отца Милосердного?
Интересно сравнить рабочий день священника здесь и в Польше. Рабочий день священника в Польше выглядит так: воскресный день занят полностью Службой потому, что в храмах в приходах бывает по 6-9 служб в день. И даже если священник не правит все Службы, то помогает на всех. В течение недели, каждый день, есть несколько различных групп. Например, группы подготовки к Крещению, к Миропомазанию, к таинству Брака. Есть различные курсы, консультации, ведение архива, канцелярская работа… Практически все священники преподают в школах. Священники встречаются с разными группами: с молодежью, со служителями алтаря. Есть спортивные команды при храмах, есть театральные кружки. Мой хороший друг входит в состав спортивного католического товарищества. В Польше есть даже спортивные соревнования между командами священников, служителей храмов. Есть музыкальные коллективы. Там священник занят весь день так, что нет времени отдохнуть, а порой даже и на еду не хватает времени. То есть, в Польше священник занят с утра до ночи.
У нас же, с одной стороны, времени свободного больше. Кроме Служб, главное, наверное, – это индивидуальная работа с людьми, которые приходят. Приходит их немало. Обращаются за различными духовными советами. Люди, которые запутались, не могут разобраться в собственных чувствах. Приходят люди, называющие себя православными и которые хотят посоветоваться, как поступить в той или иной ситуации. Много людей интересуются Церковью. Бывает много экскурсий. Проводятся занятия по 
Но у нас нет тех, скажем так, бюрократических структур, которые есть в тех странах, где Церковь давно, где она устоялась. То есть, там есть епархиальное управление, в котором есть отделы. Один отдел, например, курирует работу со здравоохранением, другой с органами власти, третий — ведет архив, четвертый курирует образование. Там есть люди, ответственные за всю эту работу: с молодежью, с другими группами. Масса всяких чиновников. С одной стороны это хорошо потому, что все работает, как налаженный механизм. Есть налаженное взаимодействие со всеми структурами общества. В Польше Церковь везде присутствует, везде представлена. К ее мнению прислушиваются, ее везде приглашают. Но, с другой стороны, есть некоторый элемент “забюрократизированности”. Из-за этого иногда какой-то епископ или священник может быть недоступен или труднодоступен для контакта с людьми. Там работать тяжелее и, как бы это ни звучало парадоксально, легче. Тяжелее потому, что нагрузка очень большая, а легче потому, что точно знаешь, за что отвечаешь.
У нас же священник отвечает за все. Это видно в маленьких приходах, особенно когда нужно делать ремонт. На Западе, в той же Польше, в этом плане намного проще. Есть хорошая материальная стабильность потому, что люди понимают смысл понятия жертвенности, понимают свою ответственность за приход, за ремонт храма. У нас же еще часто присутствует советская ментальность. Мол, пусть священник как-то сам где-то найдет средства.
- Есть ли в работе католического священника в Запорожье какие-то особые сложности?
Да, некоторые сложности есть, в том числе из-за определенной подозрительности в обществе со стороны номинальных православных. Есть элемент непонимания, иногда даже враждебности, хотя и не ярко выраженной. Есть предубеждения, которые подогреваются некоторыми представителями православия. Не всеми, хочу подчеркнуть, но только некоторыми, с недалекими взглядами. Такие есть, как и везде. Наверное, и в Католической Церкви их немало. Вот в этом основная трудность – как пробиться к людям. Но епископ Ян – человек медиальный. Его часто приглашают на всяческие мероприятия. Он является человеком авторитетным. Подтверждение тому – причисление его к выдающимся людям Запорожья. Иногда я тоже появляюсь в заметках в СМИ. Мы всегда идем на контакт с журналистами, которые к нам обращаются, всегда им рады, даже если они порой пишут что-то не так.
Пока Католическую Церковь не везде принимают, не везде приглашают. Хотя я был на нескольких встречах с бывшим губернатором Петровым. Была встреча по программе развития области. Потом был отчет за год его работы. Были встречи у нового губернатора Пеклушенко. Я думаю, должно пройти какое-то время. Хотя молодое поколение уже не так заангажировано, не так отравлено всеми этими баснями, что католики – это враги. Если взять Восточную Украину, католики были здесь давно. Об этом свидетельствую храмы, построенные еще в 18-19 веках и кое-где еще остались не разрушенными. Однажды мне довелось познакомиться с интересной архивной статистикой о национальности католических священниках, которые здесь работали еще до революции. Что интересно, поляков среди них было совсем немного. Было немного французов, немцев. Были грузины, армяне. И какой-то небольшой процент был даже местных, граждан Российской Империи. Интересно, что в Украине армян обычно ассоциируют с Армянской Апостольской Церковью, но есть и Армянская Католическая Церковь. Когда-то во Львове был епископ армянских католиков и там сохранился их храм. Сейчас община армян-католиков есть в Харькове.
В нашем приходе примерно 500 человек. Я имею в виду тех, кто регулярно участвует в Богослужениях. В Осипенковском микрорайоне – братья Альбертинцы. Настоятелем у них служит брат Максимилиан. В Хортицком районе – братья Салетинцы из Ордена Матери Божьей из Ля Салет. Сейчас там работают два брата из Польши: отец Ян Стахура и отец Ежи Цырул. Они обслуживают район Бабурки и правый берег. Они посещают больных людей на дому, проводят катехизацию. Храма там нет. Есть часовня, переделанная из квартиры – приход Святого отца Пио – по адресу ул. Маршала Судца д. 7, кв. 39.
- Каковы ближайшие планы развития прихода?
Сейчас развивается движение “Пролайф” (Пролайф – движение «В защиту жизни» (англ. pro-life) – ред.). Это не церковное движение. Церковь в нем только участвует. Но это один из способов влиять на мировоззрение людей, говорить им о ценности человеческой жизни от зачатия до смерти. В плане участия Церкви – это будут и встречи, и конференции, и поездки. Кроме того, в движении “Пролайф” мы сотрудничаем с фондом “Чаша милосердия”. Это частная благотворительная организация в США, которую основали выходцы из Запорожья. Они помогают в поддержании хосписа в Запорожье. Мы им помогали провести там капитальный ремонт. Еще одним из планов является развитие деятельности религиозной миссии “Каритас-Спес-Запорожье”, директором которой я являюсь. Будем развивать работу по духовной опеке студентов-иностранцев католического исповедания, которых в Запорожье немало.
- О чем мечтает настоятель прихода Бога Отца Милосердного о. Олег Ковынев?
О том, что когда-то наше Запорожье станет христианским городом. Когда веровать во Христа, говорить об этом открыто перестанет быть чем-то диковинным, непонятным чудачеством, как это сейчас порой воспринимается. Когда во всем мире что-то изменится, о чем говорили Марта Робэн и святой отец Пио, и будет новая «цивилизация любви», а не та «цивилизация смерти», в которой, по словам Блаженного Иоанна Павла II, мы сегодня живем. А если о себе, то хочется успешно закончить докторантуру, делать лучше то, чем я занимаюсь, чтобы это приносило радость, видимые плоды и удовлетворение и людям, и мне самому.
Провел интервью Михаил Торопов
